Объяснение, понимание, интерпретация в социально-гуманитарных науках. Объяснение, понимание и интерпретация (толкование) в социальных и гуманитарных науках. Философская герменевтика. В. Дильтей, Г. Гадамер

8. Объяснение, понимание, интерпретация как герменевтические принципы постижения истории, их роль и место в социально-гуманитарном познании.

Важнейшая заслуга Гадамера - всесторонняя и глу¬бокая разработка ключевой для герменевтики категории по¬нимания. Понимание для него - способ существования познающего, действующего и оценивающего человека. Понимание - это не столько познание, сколько универ¬сальный способ освоения мира («опыт»), оно неотделимо от самопонимания интерпретатора, есть процесс поиска смысла («сути дела») и невозможно без предпонимания. Оно - предпосылка связи с миром, беспредпосылочное мышление - фикция. Поэтому понять нечто можно лишь благодаря заранее имеющимся относительно него предпо¬ложениям, а не когда оно предстоит нам как что-то абсо¬лютно загадочное. Тем самым предметом понимания явля¬ется не смысл, вложенный в текст автором, а то предмет¬ное содержание («суть дела»), с осмыслением которого свя¬зан данный текст.
Гадамер утверждает, что, во-первых, понимание все¬гда является истолковывающим, а истолкование - пони¬мающим. Во-вторых, понимание возможно лишь в каче¬стве «применения» - соотнесения содержания текста с культурным мыслительным опытом современности. Ин¬терпретация текста, таким образом, состоит не в воссоз¬дании первичного (авторского) смысла текста, а в созда¬нии смысла заново. Тем самым понимание может выхо¬дить за пределы субъективного замысла автора, более того, оно всегда и неизбежно выходит за эти рамки.

Важное значение в социальном познании имеет проце¬дура понимания - это существенная характеристика этой формы познания. Обыденность понимания, иллюзия лег¬кой, почти автоматической его достижимости долгое вре¬мя затемняли его сложность и комплексный характер.
Часто обходятся без определения этого понятия или ог¬раничиваются указанием на то, что оно является основным для герменевтики. Последняя чаще всего представляется как теория и практика истолкования текстов - от текста какого-либо литературного и другого источника до всемир¬ной истории как текста. В этом смысле понятие текста универсально: оно охватывает как общественные результа-ты духовной деятельности человека, так и переработку, рас¬предмечивание исторической действительности человечес¬кого бытия в виде определенной социальной информации.
Прежде всего следует иметь в виду, что процедуру пони¬мания не следует квалифицировать как чисто иррациональ¬ный акт, «эмфатическое постижение - вживание». Ирра¬циональный момент здесь хотя и присутствует, но ни в коем случае не является основным, а тем более исчерпываю¬щим суть дела. Но нельзя принижать значение этого мо мента, а тем более полностью отвергать его присутствие в герменевтических рассуждениях. Последние тесно связа¬ны с внерациональным, немыслимы без него - и это важ¬ная особенность указанных рассуждений. Понимание нельзя смешивать с тем, что называют озарением, инсай-тод% интуицией, хотя все это есть в процессе понимания Процесс понимания органически связан с процессом познания человеком окружающего мира, однако не сво¬дится целиком и полностью только к познавательной дея¬тельности. Проблематика понимания не может вытеснить вопросы теории познания, а должна анализироваться на основе диалектики единства познания и предметно-прак-тической деятельности в широком социокультурном кон¬тексте. Наряду с описанием, объяснением, истолковани¬ем и интерпретацией, понимание относится к основным процедурам функционирования научного знания. Много-численные подходы к исследованию понимания показыва¬ют, что процесс этот обладает своей спецификой, отличав ющей его от других интеллектуальных процессов и гносео¬логических операций.
Поэтому понимание не следует отождествлять с позна¬нием («понять - значит выразить в логике понятий») или смешивать с процедурой объяснения, хотя они и связаны между собой. Однако чаще всего процесс понимания свя¬зывается с осмыслением, т. е. выявлением того, что имеет для человека какой-либо смысл. Вот почему следует согла¬ситься с выводом о том, что «понимание как реальное дви-жение в смыслах, практическое владение этими смыслами сопровождает всякую конструктивную познавательную де¬ятельность»1, есть ее необходимый момент.
Причем понимание может выступать в двух ракурсах: как приобщение к смыслам человеческой деятельности и как смыслообразование. Понимание как раз и связано с по¬гружением в «мир смыслов» другого человека, постижени¬ем и истолкованием его мыслей и переживаний. Понима¬ние- это поиск смысла: понять можно только то, что имеет смысл. Этот процесс происходит в условиях общения. Понимание не отделено от самопонимания и происходит в
стихии языка.
Представитель современной французской герменевти¬ки Поль Рикёр считает, что понимание никогда не отрывается от познания, а просто представляет собой «этап в работе по присвоению смысла. Этап между абстрактной рефлексией и конкретной рефлексией..., это выявление мышлением смысла, скрытого в символе»1. При этом философ исходит из того, что: а) герменевтика - это пос¬ледовательное осуществление интерпретаций; б) суть гер¬меневтики - многообразие интерпретаций (вплоть до их конфликта - что очень хорошо); в) понимание - искус¬ство постижения значения знаков, передаваемых одним сознанием и воспринимаемых другим сознанием через их внешние выражения; г) один и тот же текст имеет несколь¬ко смыслов и эти смыслы наслаиваются друг на друга.
Таким образом, понимание и есть постижение смысла того или иного явления, его места в мире, его функций в системе целого. Оно помогает раскрыть бесконечные смьк> ловые глубины бытия. Понимание не сводится к объясне¬нию (т. е. подведению изучаемого явления под закон и причину), так как в социальном познании невозможно от¬влечься от конкретных личностей, их деятельности, от их мыслей и чувств, целей и желаний. Вместе с тем понима¬ние нельзя противопоставлять объяснению, а тем более отрывать друг от друга эти две исследовательские процеду¬ры, которые дополняют друг друга и действуют в любой области человеческого познания.
Говоря о соотношении объяснения и понимания (ин¬терпретации), Вригт считает, что различие между ними «лучше проводить». Это различие он видит в следующем: «Результатом интерпретации является ответ на вопрос "Что это такое?" И только тогда, когда мы задаем вопрос, поче¬му произошла демонстрация или каковы были "причины" революции, мы в более узком и строгом смысле пытаемся объяснить происходящие события. Кроме того, эти две процедуры, по-видимому, взаимосвязаны и особым обра¬зом опираются друг на друга... Объяснение на одном уровне часто подготавливает почву для интерпретации фактов на более высоком уровне»1. Однако в социальном познании предпочтение отдается понимающим методикам, обуслов¬ленных прежде всего спецификой его предмета.

100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

Социальное иособенно гуманитарное познание имеет дело с текстами (соответственно контекстами и подтекстами), символами - в целом, с естественными и искусственными языками, поэтому перед ним встает задача постичь природу понимания, интерпретации текстов, знаковых систем, символов, выяснить проблемы, связанные с ролью языка в познании.

Интерпретация , исследуемая в герменевтике, аналитической философии, методологии и логике, является общенаучным методом и базовой операцией социально-гуманитарного познания. Она предстает как истолкование текстов, смыслополагающая и смыслосчитывающая операции.

Понимание трактуется как искусство постижения значения знаков, передаваемых одним сознанием другому, тогда как интерпретация , соответственно, как истолкование знаков и текстов, зафиксированных в письменном виде. Для интерпретации значимы взаимодействие между автором и интерпретатором, намерения которого влияют на ее содержание и, в конечном счете, сказываются на ее глубине и завершенности. В гуманитарном знании интерпретация - фундаментальный метод работы с текстами как знаковыми системами.

В семантике эти проблемы связаны со знаком, смыслом. Герменевтика поставила проблему интерпретации как способа бытия, которое существует, понимая, то есть бытия самого субъекта. Любая реальность обретает для нас существование через «наделение смыслом». Абсолютная реальность невозможна. Абсолютным Гуссерль представляет само сознание. Человеческое бытие - бытие осознанное, всегда осмысленное, проинтерпретированое.

Хайдеггер выявляет в качестве вполне очевидных два вида понимания: первичное - это открытость, настроенность, дорефлексивное предпонимание, или горизонт, от которого нельзя освободиться, не разрушив познание вообще; вторичное - это понимание, близкое рефлексии, не способ бытия, но вид познания. Он возникает на рефлексивном уровне, как, скажем, филологическая интерпретация текстов или герменевтическая интерпретация философских текстов

В полной мере философская герменевтика оформляется в работах Гадамера. Наиболее значимые новые идеи связаны с интерпретацией исторических фактов и признанием конструктивной роли «временной дистанции» между созданием текста и его истолкованием. Гадамер разработал концепцию традиций, рассматривая «событие традиции» как присутствие истории в современности. Знание создается в рамках традиции, и само постижение истины, ее проблематизация имеют временную структуру. Нахождение внутри традиции, причастность к общему смыслу - важная предпосылка понимания, предполагающая взаимодействие смыслов, «слияние горизонтов» автора и интерпретатора. Для него понимание - это развертывание внутренней логики предмета, соответственно понять текст означает понять «суть дела», обсуждаемого автором, произвести свой смысл по отношению к нему, а не реконструировать авторский.

Риккер вводит понятия прямого и косвенного смыслов. Интерпретацию он рассматривает как расшифровку глубинного смысла, стоящего за очевидным, буквальным смыслом, выявляет соотношение формы интерпретации с теоретической структурой герменевтической системы. Стремясь осмыслить повествовательные функции культуры, он соединяет герменевтику с лингвистическим анализом и аналитической философией, от герменевтики текста переходит к герменевтике социального действия.

Ф.Шлейермахер (1768-1834) разработал структуру интерпретации. Сначала надо понять целое, чтобы затем выяснить части и элементы. Для этого объект (интерпретируемое) и субъект (интерпретирующий) должны быть в одном круге. В основе проблемы «герменевтического круга» - удержание целостности операции понимания, охватывающей как объект, так и субъект. Ф.Шлейермахер выделил два свойства «герменевтического круга»: необходимое предзнание целостности интерпретативного действия и принадлежность действия и понимания к более широкому горизонту.

Герменевтика сегодня стала отправной методологией социально-гуманитарного познания. Объяснение как интерпретация и понимание текста в культурно-историческом контексте широко применяется в социально-гуманитарных науках (психологии, социологии, филологии, истории, юриспруденции, философии). Множественность и даже конфликтность интерпретации не недостаток, а достоинство понимания, выражающего суть интерпретации.

С середины XX века стад широко обсуждаться вопрос: являются ли методы естественных наук единственно научными, а потому безоговорочно применимыми для изучения человека и общества? Решение этой проблемы более чем на полвека «раскололо» логиков, методологов, философов науки на два лагеря. Одни утверждали, что методы естествознания могут в полной мере использоваться в гуманитарном и социальном познании. Другие считали, что методы познания в естественных и социально-гуманитарных науках принципиально различны.

В самом естествознании решение проблемы объяснения столкнулось с трудностями. Так, Галилей, открыв закон ускорения тел в естественном движении, не смог объяснить причины равномерного ускорения, аргументируя это тем, что нельзя получить однозначного и исчерпывающего ответа по поводу этих причин. Ньютон писал, что «причину... свойств силы тяготения» он не может «вывести из явлений», «гипотез же я не измышляю». Считая, что сущность открытых им законов не может быть объяснена в рамках существующей науки, Ньютон тем не менее признавал, что сами эти законы обладают объяснительной функцией: «Довольно того, что тяготение на самом деле существует и действует согласно изложенным нами законам, и вполне достаточно для объяснения всех движений небесных тел и моря». Не объяснил начало жизни и Ч.Дарвин, утверждая, что его теория и так удовлетворительно объясняет ряд фактов. Свою аргументацию он строил по аналогии: «Кто возьмется объяснить сущность всемирного тяготения?» А между тем «никто не возражает против выводов, вытекающих из этого неизвестного начала притяжения...». Сложилась парадоксальная ситуация: не умея объяснить сущность описываемых законом явлений (тяготения, равномерного ускорения), ученые с их помощью объясняли явления движения тел на земле и на небе. В дальнейшем, чтобы снять проблему объяснения глубинных (конечных) причин, отождествили закон и сущность.

В дискуссии о том, в чем задача естественнонаучного познания и, в частности, физики, объяснять или описывать, восторжествовала ориентация на научное «объяснение» (М.Планк, поздний А.Эйнштейн и др.). Было предложено огромное разнообразие его моделей и парадигм. Финский логик и философ Г. X. фон Райт выделил две главные традиции по вопросу о природе научного объяснения: «аристотелевскую», подчеркивающую ценность телеологического ("греч. teleos - цель) объяснения, и «галилеевскую», согласно которой всякое научное объяснение должно носить каузальный (лат. causa - причина) характер, т.е. выявлять «порождающий механизм», в качестве которого могут выступать как «наблюдаемые», так и «ненаблюдаемые» (атомы, гены, вирусы и т.д.) причины исследуемых явлений.

Примером телеологического объяснения служит объяснение Аристотелем факта остановки движущегося на плоскости тела его стремлением к естественному месту. Галилей для объяснения этого факта искал причину, т.е. работал в каузальной модели. Обе модели объяснения базируются на предположении, что мир упорядочен и познаваем.

Специфика каузального объяснения и его типы. Объяснение - логико-методологическая процедура, с помощью которой знание сущности одного явления, предмета раскрывается с помощью закона или других знаний, признанных достоверными или очевидными.

Каузальная традиция разрабатывалась позитивистами, которые защищали три идеи, сформулированные Д. Миллем, К.Поппером, а затем поддержанные К. Гемпелем (1905-1997): 1) каузальный характер объяснения должен включать раскрытие не только причинно-следственных, но и генетических, структурных, функциональных связей; 2) объяснение должно базироваться на методологическом монизме (единообразие научного метода для естественных и социально-гуманитарных наук); 3) рассматривать математическую физику в качестве методологического идеала построения всех наук, включая социально-гуманитарные. Концепция научного объяснения должна отвечать двум требованиям: а) аргументы и содержание суждений должны иметь непосредственное отношение к объясняемым явлениям, вещам; б) результат, полученный в ходе объяснения, должен быть принципиально проверяемым.

Каузальный характер объяснения, предполагающий поиск ответа на вопрос «почему», признавали Д.Гильберт, И.Кеплер, Г.Галилей, Гарвей, И.Ньютон и др. ГХ. фон Вригт утверждал, что «проблемы причинности остаются центральными в философии науки» и особенно «в теории научного объяснения».

Модели научного объяснения:

1) дедуктивно-номологическая (греч. nomos - закон). Объяснить - значит: (а) подвести утверждения о сущности явлений под один или несколько общих законов, среди которых могут быть и статистические (Поппер, Карнап); (б) указать на некоторые сопутствующие события или факты, помогающие осуществить это «подведение». Например, при объяснении причин разрыва радиатора автомобиля сопутствующие факты (температура окружающего воздуха, отсутствие антифриза в воде радиатора и т.д.) соединяются с законом физики о расширении воды при замерзании. Данная модель объяснения выполняет и предсказательную функцию. Так, в описанном случае можно было логически вывести предсказание о возможности разрыва радиатора.

Логическая структура этой модели включает: (а) эксплананс - рассуждение, посылки которого содержат информацию, необходимую для его обоснования, а также хотя бы один закон науки; (б) экспланандум - следствия из этих посылок.

Объяснительные возможности дедуктивного метода объяснения имеют ряд ограничений: 1) этот метод не является чисто логической процедурой: (а) в него включены эпистемологические и методологические предпочтения исследователя; (б) объяснение часто происходит не путем непосредственного «подведения явления под общий закон», а посредством выдвижения допущений, совместимых с принятыми законами; 2) дедуктивное объяснение не дает точного и однозначного ответа на вопрос «почему?», так как (а) оно носит приблизительный характер, его уточнение происходит постепенно, проходя ступеньки «промежуточных» объяснений. Кроме того, «сам закон не может быть точным хотя бы потому, что понятия, с помощью которых мы его формулируем, могут... в будущем оказаться недостаточными» (А.Эйнштейн); (б) одни и те же эмпирические данные могут быть объяснены разными, даже противоречащими друг другу теориями. Между теориями и эмпирическими законами существует лишь приблизительное согласие, исключающее строгую дедуцируемость экспланандума. Это приводит к невозможности эмпирической проверки теорий. Но наука не может некритически использовать все существующие теории для объяснения одного и того же явления, поэтому П. Фейерабенд предложил «отбраковывать» как ошибочные те теории, которые хуже объясняют факты; (в) объяснения не являются вечными: они имеют «время жизни», длящееся от нескольких дней до нескольких десятилетий. Дедуктивное объяснение принципиально не завершено, открыто для дальнейших уточнений и даже изменений тех оснований, на которых оно строилось; 3) дедуктивные выводы не позволяют объяснить связь новой теории с предшествующим ей научным знанием, т.е вывести, например, квантовую механику из классической физики.

Можно ли использовать эту модель объяснения в социально-гуманитарных науках? ГХ. фон Вригт положительно отвечает на этот вопрос, хотя и уточняет, что в области наук о человеке следует различать два типа детерминизма, связанные соответственно с идеей «предсказуемости и идеей осмысленности исторического и социального процесса». «Осмысленность истории есть детерминизм ex post facto (лат. после события)». Использовать объяснительную дедуктивную модель в истории и социологии можно только по отношению к событиям на макроуровне, так как часто удается «с большой точностью и высокой степенью достоверности» предсказать «результат процесса с большим числом «элементов», тогда как участие в этом процессе того или иного отдельного элемента, как правило, совершенно непредсказуемо;

2) телеологическая модель объяснения. Объяснить - значит выяснить содержание финальной причины «для чего?», «с какой целью?». Такое объяснение в отличие от дедуктивного (1) ориентировано не на поиск причин, использующих ссылку на прошлое (это произошло потому, что раньше произошло то), а на поиск целей, предполагающих указание на будущее (это произошло для того, чтобы могло впоследствии произойти то); (2) не зависит от наличия общего закона в структуре объяснения.

Г.Х. фон Вригт предлагает различать относительный и абсолютный телеологизм. Первый предполагает, что цели человеческой деятельности не являются трансцендентными, а потому телеологизм не выходит за границы эмпирического исследования человека и общества, выступая в качестве научного рационального объяснения. Второй признает наличие трансцендентных (установленных Абсолютным духом, Богом) целей истории и социального процесса в целом, а потому такой телеологизм не является научно-рациональным.

Предложенная Г.Х. фон Вригтом телеологическая (имеющая отношение к науке) модель объяснения включает указание на цель действия индивида и использует рассуждение, называемое «практическим силлогизмом». Его схема: (а) большая посылка, в которой сформулировано содержание цели (желаемого результата); (б) меньшая посылка, указывающая на средства достижения этой цели; (в) заключение, состоящее в использовании указанного средства для достижения цели. Экспланандумом теологического объяснения является интенциональное действие, т. е. действие, включающее мотивы, желания, цели, а также результаты этого действия. Если человек воздержался с какой-то целью или намерением от совершения действия (например, выразить протест или несогласие своим молчанием), то такое «воздержание» также относится к разряду действия.

Телеологические модели не могут с высокой степенью достоверности объяснить историческое прошлое, в силу того, что: (а) в телеологических объяснениях значение и смысл прошлых событий проясняются только в контексте будущего, которое не является однозначно определенным, а потому объяснения прошлого постоянно изменяются; (б) в будущем часто открываются неизвестные ранее факты прошлой истории; (в) всякое настоящее переходит постоянно в «недалекое» прошлое, которое есть будущее для более далекого прошлого. События этого «недалекого» прошлого позволяют приписать такие смыслы далекому прошлому, которыми оно не обладало до того, как произошли недавние события.

Некоторые позитивисты утверждают, что любое телеологическое объяснение можно преобразовать в каузальное. Для этого достаточно: (а) не учитывать ценностные установки людей (намерения, цели, желания и т.д.) при объяснении больших социальных потрясений, таких как войны, революции, гибель государств, цивилизаций и т.д., а использовать объяснительную функцию экономических, социально-политических и иных законов, представляя историю как объективный результат действий обезличенных субъектов; (б) объяснять мотивации, смыслы поведения исторических деятелей с помощью каузальных принципов, т.е. выявлять их обусловленность культурными, религиозными, политическими и другими факторами, истоки которых так же объяснять каузально.

Аргументы против такого «преобразования»: (1) если не учитывать включенность индивидуальных интересов, мотивов, целей и т.д., то историческое знание перестанет быть гуманитарным и превратится в разновидность социологии; (2) невозможно рационально и каузально объяснить не только содержание мотивов деятельности исторического агента, но и меру их адекватности существующим историческим обстоятельствам.

Как же изучать историю? В 1957 г. У.Дрей в работе «Законы и объяснение в истории» пришел к выводу, что в исторических объяснениях не используются общие законы (даже «законы больших чисел») не потому, что эти законы сложны, неточны (как считал Гемпель) или тривиальны (как считал Поппер), а потому, что историческое объяснение вообще не опирается на общие законы. Гадамер писал, что «истинная цель исторического знания состоит не в том, чтобы объяснить конкретное явление как частный случай общего закона. В действительности эта цель - понять историческое явление в своей уникальности». А это означает, что возможности дедуктивно-номологической и телеологической моделей объяснения в исторических науках ограничены.

Герменевтика - это не философская школа, подобно экзистенциализму, феноменологии, не методологическое направление, такое, какими являются рационализм или эмпиризм. Она есть особый круг проблем, связанных с социально-гуманитарным знанием, и гетерогенных по своей природе методов, связанных с решением этих проблем. Термин «герменевтика», в переводе с греческого означающий «извещать», «разъяснять», был введен в философию в XVII веке. Корни герменевтики уходят в античность, где возникла проблема истолкования «языка богов», непостижимого для простых людей. Платон в диалоге «Ион» называл поэтов истолкователями богов. В античных храмах существовали для этой цели оракулы и прорицатели-авгуры (лат. Augur - птица, авгуры - толкователи воли богов по крику птиц, рисунку молнии на небе и т.д.). Но язык оракулов, в свою очередь, был «темен» для простых смертных и потому требовал также истолкования.

В послеантичный период герменевтика принимала такие формы: (а) религиозно-догматическая герменевтика (экзегетика), разрабатываемая в средние века католической схоластикой, занималась толкованием догматов веры, сочинений отцов Церкви, а также философских трудов Платона и позднее Аристотеля (с точки зрения возможности включения их учения в контекст христианской догматики); (б) герменевтика гуманистов эпохи Ренессанса, выдвинувших идею критики Священного Писания и очищения смыслов античных текстов от искажений, привнесенных христианскими интерпретаторами; (в) протестантско-реформаторская форма герменевтики, когда Лютер, пытаясь свергнуть монополию католической церкви на истолкование Библии, переводит ее текст с латыни на немецкий язык. Теперь каждый грамотный человек мог самостоятельно (пастор только помогал) толковать священный текст. Протестантские теологи первыми осознали методологические проблемы герменевтики; (г) филологическая герменевтика, у истоков которой стоял в начале XIX века немецкий философ Ф. Шлейермахер (1768-1834), наметивший трехчленную формулу: интерпретатор - текст - создатель текста, прямое общение к которому невозможно. Начиная со Шлейермахера герменевтика формируется как самостоятельная дисциплина, с точки зрения которой теологическая герменевтика и библейская экзегетика (греч. истолкование) предстают как частные случаи; (д) философская герменевтика, основателем которой был немецкий философ и историк культуры В. Дильтей (1883-1911), приписавший герменевтике функцию органона (метода) «наук о духе».

Рассмотрим специфику «наук о духе».

Различение «наук о природе» и «наук о духе» ввел Дильтей (вслед за Виндельбандом и Риккертом). Науки о природе - это естественные номотетические науки, ориентированные на поиск всеобщих законов, устанавливающих постоянные отношения, величина которых количественно измерима и экспериментально подтверждаема. Науки о духе - это социально-гуманитарные науки, изучающие мир человеческой жизнедеятельности, каждое событие которого уникально, а потому не может быть обобщено до формы закона, количественно измерено, экспериментально проверено. Специфика этих наук еще и в том, что они не могут проигнорировать ценностные ориентации исследователя.

Кратко изложим идеи В. Дильтея. Фундаментом философии является внутренний опыт, т.е. совокупность фактов сознания. Но это признавали и Локк, и Юм, и Кант. Но никто из них не говорил о полном, цельном опыте сознания. Кант сводил его содержание только к пустым формам чувственности и рассудка. «В жилах познающего субъекта, какого конструируют Локк, Юм и Кант, течет не настоящая кровь, а разжиженный сок разума как голой мыслительной деятельности». Философия рационализма отстранилась от конкретного человека, от его способа бытия в культурно-исторической реальности, абсолютизировала только одну познавательную способность логически мыслить. Аналогично, философия эмпиризма имела в своем основании «расколотый опыт», но «ни одного полноценного и целостного человека невозможно втиснуть в этот опыт». Исходным пунктом философствования необходимо сделать цельный, полный опыт сознания, включающий не только волю, чувства, мышление целостного человека, но «и религию, и метафизику, и безусловное». Человек есть «воляще-чувствующе-представляющее существо». Со времен Канта признавали, что всякое познание «вырастает из внутреннего опыта и не может выйти за его пределы». Но если в основу познания положить опыт в кантовском понимании, то познание сведется только к способности логического мышления делать умозаключения и выводить следствия из причин. Познание на самом деле вырастает из цельного опыта человека, изначально обусловленного целостностью человеческой природы. Поэтому «мы представляем и осмысливаем мир лишь постольку, поскольку он переживается нами». Опыт человека во всем многообразии его сил и способностей следует брать за основу даже при объяснении таких понятий, как «внешний мир», «время», «субстанция», «причина», а не выводить их из восприятия, представления и мышления абстрактного человека. Внутренний опыт «воляще-чувствующе-представляющего» субъекта дает нам сведения не только о наших собственных внутренних переживаниях, но о внешней реальности. «Вместе с нашим жизненным единством нам сразу дан и целый внешний мир, даны и другие жизненные единства». Поэтому внешний мир не может рассматриваться по-кантовски как явление, созданное априорными формами чувственности и рассудка. Внешний мир дан нам в качестве жизни, а «не представления». Именно эта теоретико-методологическая установка адекватна познанию истории. Из целостности человеческой природы могут быть объяснены «важнейшие составляющие нашего образа действительности и нашего познания ее, а именно, живое единство личности, внешний мир, индивиды вне нас, их жизнь во времени, их взаимодействие».

Итак, познание истории должно основываться на полном, цельном опыте сознания субъекта, а потому наука о настоящей или прошлой жизнедеятельности людей не может быть сведена только к логическому знанию по примеру естествознания.

Можно ли употреблять термин «наука» в случае наук о духе? Дильтей считал, что можно, так как любая наука есть совокупность «вполне определенных, в любом смысловом контексте постоянных и общезначимых выражений», понятий, которые сочетаются друг с другом вполне обоснованно, а каждая часть приводится в связь с целым. Науки о духе содержат указанные характеристики.

Организация знания в исторической науке должна учитывать следующие факторы: (а) сущностное содержание исторических событий сводится к жизни, которая является уникальным, единичным событием, не объяснимым из каких бы то ни было общих принципов; (б) исторический предмет (будь то личность, народ, эпоха со спецификой ее религии, экономики, политики, художественного творчества и т.д.) есть целое в его никогда и нигде более не повторяющейся индивидуальности и единственности, а потому историческое прошлое нельзя представить в виде объекта, которому противостоит субъект. «Факты, относящиеся к обществу, мы можем понять только изнутри, только на основе восприятия наших собственных состояний... С любовью и ненавистью, со всей игрой наших аффектов созерцаем мы исторический мир. Природа же для нас безмолвна, она нам чужда, она для нас - внешнее. Общество - наш мир» (Дильтей). В силу этого историческое познание должно отказаться от позитивистского монизма в методологии, признающего возможность однозначно в терминах «причина-следствие» объяснить историческое событие.

Позицию Дильтея разделял британский философ и историк Р. Коллингвуд (1889-1943), который писал, что «история - наука, но наука особого рода. Это наука, задача которой - изучение исторических событий, недоступных нашему наблюдению», а потому складывается очень трудная познавательная ситуация: познать то, свидетелем чего мы не были, постичь прошлое, живя в настоящем. Отсюда возникает ряд вопросов: как может конечное индивидуальное сознание, содержание которого обусловлено настоящим, постичь прошлое в его объективности? как избавиться от того, чтобы судить о прошлом с точки зрения ценностей и истин настоящего? не является ли сама историческая форма сознания исследователя непреодолимым препятствием на пути достижения объективного знания истории? какова норма научности в историческом знании? Все эти вопросы в итоге сводятся к поиску правил расшифровки «Книги истории», т.е. метода объективного постижения исторического прошлого.

Герменевтика стала философской проблемой современности. Примером тому являются гуманитарные и социальные науки, которые часто имеют определение «понимающие» («понимающая» социология, педагогика, психология и т.д.). Герменевтика постепенно выходит за пределы языка и текстов, превращаясь в «органон», в совокупность методов понимания чужой истории, чужой жизни, чужой духовности. Герменевтика проникла в философию жизни, феноменологию, экзистенциализм, психоанализ и т.д. Герменевтика имеет дело с пониманием.

Социальные науки призваны понять социальные явления, а естественнонаучные - причинно-функционально объяснить природные закономерности, утверждал М.Вебер. Понимание - это специфическая форма постижения «герменевтических предметов», которые характеризуются тем, что (а) они являются «объективацией», «знаком», «выражением» того, что превосходит по глубине и внутреннему содержанию их предметную данность; (б) «специфически близки» человеку, так как «объективируют», «выражают» жизни других людей.

Немецкий философ Ф.Шлейермахер придал термину «понимание» философско-категориальный статус, определив понимание как способ реконструкции изначально предзаданного автором смысла текста. Представители неокантианства, немецкие философы В. Виндельбанд и Г.Риккерт истолковали понимание не просто как «восстановление» изначальных смыслов, но и как процедуру приращения знания. Жизнь имеет смыслы, связанные с ее проживанием человеком. Но жизнь не замыкается в мире личностных внутренних переживаний, а объективируется в поступках, текстах и т.д., что позволяет приобщиться к ее смыслам, постигать их, порождая новые смыслы. Сформировалась тенденция универсализации процедур понимания.

Дильтей обратился к проблеме понимания в силу следующих причин. Введя понятие жизнь в качестве единственного предмета и метода философствования и сведя жизнь к внутреннему непосредственному опыту переживания, он неизбежно пришел к выводу, что наиболее адекватным органом понимания человека и его мира в науках о духе является «опыт переживания», который относится по ведомству психологии. Но как войти в «опыт переживания» других людей?

Психология предлагает только один способ - способ непосредственного «вживания», «вчувствования» в опыт «другого». Но применение этого способа проблематично, если речь идет о давно живущих людях, людях, принадлежащих истории. Остается только один путь - изучать не сами переживания, а их объективации, т.е. те предметные формы, в которых эти переживания выразились во вне, т.е. изучать духовную жизнь людей через ее внешние проявления. А это есть задача понимания. Понимание как метод Дильтей все же замыкал на внутренний опыт переживаний, а потому понимание жизни из нее самой сводилось к непосредственному проникновению одной жизни (исследователя) в другую (исторического события). Кроме того, по Дильтею, понимающий также понимает себя, только объективировав свой текучий внутренний мир переживаний в некие устойчивые и общепринятые артефакты (письма, поступки и т.д.). Но хотя здесь Дильтей остается на позициях психологизма, так как считает, что понимание чужой духовности по ее объективациям надо начинать с понимания личности другого и самопонимания, все же он вынужден был уйти от «чистого» психологизма к герменевтическому пониманию и интерпретации. Он стал рассматривать понимание в качестве методологической проблемы исторического, гуманитарного и социального познания. Понимание стало трактоваться как метод постижения или порождения смыслов, как дорефлексивное (иррациональное) схватывание смыслов, предваряющее любые дальнейшие аналитические познавательные ходы, связанные с реконструкцией личностных измерений объективированных явлений. Так как прошлое нельзя измерять внешним по отношению к нему настоящим, то исследователь-историк должен избавиться от власти идей и ценностей, навязанных его сознанию современной ему эпохой, а его разум сможет достичь истинного понимания, только освободившись от страстей, групповых интересов и т.д. Но как «очистить» сознание от конкретного исторического опыта той эпохи, в которой исследователь живет и которая ангажирует содержание его сознания? Для этого историческое сознание должно относиться к прошлому не как к чему-то внешнему, но в своем отношении к прошлому оно должно одновременно относиться к своему собственному содержанию. Необходимо преодолеть «временной разрыв» между познающим и познаваемым, между историческим текстом и его интерпретатором. Это возможно в силу того, что в человеческой природе, несмотря на партикулярность переживаний, существуют некие общие схемы переживания жизни, что и обусловливает возможность понимания чужой индивидуальности.

Гадамер, напротив, считал, что «временной разрыв», «временная дистанция» между интерпретатором и интерпретируемым не мешает, а помогает пониманию истории. Настоящее постигать труднее, чем прошлое. Например, наши суждения о современном нам художнике, писателе, как правило, произвольны, а потому многие из них получают признание в последующих поколениях. Истинное значение того или иного творца определяет время, которое формирует те «предрассудки» сознания, благодаря которым происходит понимание его произведений. «Предрассудки» времени осуществляют связь сознания с прошлым, вписывают сознание в непрерывную историческую традицию, делая его, тем самым, историческим. Поэтому наивным заблуждением является убеждение в том, что историческая объективность может быть достигнута только в ходе преодоления «временной дистанции», когда интерпретатор сумеет мыслить понятиями и представлениями изучаемой прошлой эпохи. Гадамер, как и Хайдеггер, считал, что время - это основание, на котором только и возможно возрождение прошлого, и где настоящее имеет свои корни. Процесс понимания предполагает пересмотр наших убеждений и ожиданий, к которому нас вынуждает встреча с прошлым, с «иным». Связь между «моим» и «иным» является подлинным объектом герменевтического понимания. В ходе постижения «иного» (а) происходит превращение, вызванное встречей с «иным», неявных предубеждений сознания в явные; (б) «заключая в скобки» наши предубеждения, / мы имеем возможность все в большей степени постигать «иное» в своем «ином». Гадамер перевел проблему понимания из эпистемологического контекста в онтологический, что не позволяло сводить процедуру понимания к чисто иррациональному акту эмоционально-напряженного «вживания» в «чужую» жизнь, как это было у Дильтея.

Гадамер поддерживает хайдеггеровскую герменевтику, смысл которой заключается в «сращивании» традиций интерпретатора и интерпретируемого. Это «сродство» делает сам способ постижения историческим, так как, постигая, мы продолжаем живую традицию. Поэтому Гадамер называет сознание историческим не потому, что оно постигает прошлое, но потому что сам способ постижения исторический по сути. Наше сознание ограничено тем, что постигает нечто лишь в соответствии со своими предубеждениями и ожиданиями. Но в этой ограниченности и заключается исторический характер сознания.

Гадамер видел «изъяны» дильтеевской концепции понимания в том, что (а) исследователь истории, по Дильтею, имеет дело с объектом уже «вполне настоящим», а потому могущим дать ответы на все наши вопросы, что делает объект исторического познания аналогичным объекту естествознания; (б) существенным моментом для достижения объективного знания оказывается лишь преодоление субъективности (психологизма), что является одним из главных условий истинного познания также и в естествознании; (г) признание решающей.роли внутреннего опыта познающего субъекта делает понимание релятивным.

Проблема понимания в социологическом знании.

Рассмотрим некоторые варианты ее решения, как они представлены в анализе, проведенном современным социологом Бауманом.

1) Понимание как работа истории. Эту версию реализовали К.Маркс и М.Вебер. Маркс не занимался непосредственно проблемами герменевтики, но, переведя на язык социологии гегелевскую идею истории как прогресса разума в направлении самопонимания, он пришел к выводу: социальная наука сможет достичь истинного и объективного понимания, когда будут созданы с помощью революции «прозрачные» социальные отношения (в понимании Маркса это - коммунизм). Получалось, что сама история в своем объективном развитии делала «прозрачным» прежде «непрозрачный» мир, а потому дорога к истинному познанию «лежит через социальную», а не «методологическую революцию». Что это означало для герменевтики? В ситуации «прозрачности» социальных отношений существование социальной науки с ее проблемами достижения истинного и объективного понимания станет излишним, так как все будет понятно уже на уровне здравого смысла. А это значит, что герменевтика станет не нужна, ибо потребность в ней (как и в социальном знании) существует только потому, что социальные отношения не «прозрачны» и требуют специальных приемов и методов постижения.

Вебер, как и Маркс, связывал возможность объективного понимания социальных процессов с их историческим развитием. Но в отличие от Маркса, он считал, что речь должна идти не об историческом развитии социальных отношений, а о зарождении по мере развития истории «более надежных форм мышления», основанных на рациональных суждениях и рационально-инструментальном поведении агентов капиталистического производства. История порождает новый господствующий способ мышления, инструментальный разум, который может понять все социальные действия. «Понять» социальное явление - значит выразить его содержание в терминах «значащих» категорий человеческого опыта. Так как все социально значимые человеческие действия являются выражением мотивированных психических состояний, то социальные процессы нельзя, рассматривать как простые взаимосвязи «внешних» событий, а тем более искать универсальные законы, описывающие эти взаимосвязи. Поэтому социальный ученый может только конструировать «модели мотиваций» («идеальные типы»), приписывая участникам социальных событий мотивы действия, с помощью которых и можно попытаться «понять» их публичное социальное поведение. Герменевтическая методология Вебера не была ориентирована на субъективную мотивацию и субъективные ценности. Он признавал возможность объективного понимания, но при этом одновременно признавал неизбежность историчности субъекта и объекта познания, что создавало противоречие его метода.

2) Понимание как работа разума. Э. Гуссерль, пытаясь очистить понимание от релятивизма, попытался очистить сознание от исторически случайных элементов, т.е. провести феноменологическую редукцию, что позволит сознанию «воспринимать значения в их истинной необходимой сущности». Гуссерль толковал проблему понимания как проблему свободного абсолютного знания, ничем не обусловленного, пребывающего в мире «трансцендентальной субъективности». Но в таком случае понимание, как способ получения объективного знания, превращалось в процедуру, изолированную от конкретной истории и исторического субъекта, а потому доступную только философам. Бауман в этой связи задает вполне справедливый вопрос: кому нужно такое понимание, зачем оно?

Американский социолог Т. Парсонс, следуя за Гуссерлем, попытался показать, как можно достигнуть объективного, т.е. независимого от социоисторического контекста понимания человеческих действий. Но в итоге он приходит к тем же методологическим выводам, что и Гуссерль, так как, во-первых, рассматривает понимание как деятельность профессионалов - социальных аналитиков, а во-вторых, оставляет без ответа вопрос, каким образом так истолкованное понимание может помочь решить практические вопросы коммуникации и взаимодействия, имеющие отношение к реальным людям.

3)Понимание как работа жизни. Эту версию понимания, которую мы рассмотрели на примере философии Дильтея и Гадамера, прорабатывал и немецкий философ М. Хайдеггер. С его точки зрения, понимание не есть работа истории (как считали Маркс и Вебер), не есть работа разума (как считали Гуссерль, Парсонс), а есть работа жизни. Поэтому он не принял точку зрения Гуссерля, согласно которой понимание локализуется в трансцендентальной теоретической области, не связанной с миром практической жизнедеятельности. Хайдеггер считал, что понимание есть способ бытия, а не способ знания: проблема понимания - онтологическая, а не эпистемологическая. Критикуя неисторичность гуссерлевской трактовки понимания, Хайдеггер утверждал, что понимание истории - историческое событие: мы можем понять собственную историю только изнутри ее самой, так как у человека нет возможности выбраться из истории на какую-то «внеисторическую» вершину, с которой вся история окажется видимой и понятой «как она есть на самом деле». Если понимание есть способ бытия, то оно является деянием, которое совершается не только интеллектуальной элитой, но каждым человеком. Жизненный мир - единственное основание и место осуществления деятельности понимания. Сообщество взаимодействующих индивидов - это пространство, внутри которого осуществляется понимание как формирование и интерпретация значений деятельности. Но Хайдеггер не поставил вопроса о понимании в ситуации практической коммуникации, не выделил типы понимания в связи с различными типами межчеловеческих отношений и т.д.

Эти проблемы исследовал австро-американский философ и социолог А. Шюц в созданной им феноменологической социологии, в которой он использовал учение Э. Гуссерля о жизненном мире, который есть мир нашей повседневности, единственно реальный, опытно (т.е. непосредственно) воспринимаемый с полнейшей очевидностью всяким человеком. Гуссерль попытался показать что жизненный мир есть «забытый смысловой фундамент естествознания». Наука имеет прямое отношение к миру обыденного мышления, и все «первичные понятия», которые «определяют смысл ее предметной сферы и теорий, возникли в наивной установке» повседневности. В повседневной практической жизни люди опытно познают, мыслят, оценивают и действуют, но совершаются эти познавательные процедуры «анонимно»: «познающий ничего не знает об этой работе» опытного познания, «как и о выполняющем эту работу мышлении». В мире опытного познания, сопровождающего повседневную практическую жизнь, существует повседневная индукция, опытное созерцание, к которому принадлежит «и форма пространства-времени, и все формы организации тел, среди которых мы сами живем в соответствии с телесным способом существования личности». Но в этом непосредственном эмпирическом созерцании физического мира нет ни геометрических идеальных сущностей, ни абстрактного геометрического пространства, ни математического времени. Они формируются на фундаменте опытного познания, сопровождающего повседневную жизнь, «замещая» единственно реальный для нас мир нашей повседневной жизни. Поэтому «... от объективно-логической самоочевидности... путь ведет назад, к первоначальной очевидности, с которой всегда заранее дан жизненный мир» (Гуссерль). Понимание категориального аппарата естествознания невозможно вне его соотнесения с жизненным миром, который дан нам непосредственно до всякой установки сознания, и который, в силу этого, мы понимаем, а не объясняем. Категорию понимания Гуссерль употреблял в близком дильтеевскому смысле.

Познание , научное исследование реального мира, в том числе человека, его мышления, социоисторических организмов, продолжается и, наверное, никогда не может быть завершено. При этом новые исследователи, обращаясь к уже изученным объектам живой и неживой природы, будут осмысливать выводы и рекомендации своих предшественников, вникать в смысл

текстов, сформулированных закономерностей и законов, уяснять возможности существующих теорий, методологии и методики исследований, стремиться к эффективному использованию всего инструментария исследования. В этом непрерывном но самой природе развития исследований процессе атрибутивно присутствуют понимание , интерпретация и объяснение , которые обязательно себя проявляют в ходе изучения и осмысления всеми людьми, а не только учеными, реальных материальных и духовных творений предыдущих поколений, с которыми все сталкиваются в течение жизни. К ним можно отнести произведения материальной и духовной культуры, искусства, тексты мыслителей, писателей, поэтов, религиозных деятелей, созданные людьми правовые нормы и т.д. В этом процессе осмысления творений людей присутствует некоторая специфика познания данных объектов. Она состоит в том, что в последних заключено знание, умения, навыки и опыт людей, которых, может быть, уже нет. Например, при изучении исторического прошлого конкретным исследователем создается история общества, которая не является некой природной, независимой от субъекта реальностью. Это реальность, которая реконструирована или воссоздана познающим субъектом. При этом история как объект познания может трактоваться трояко: 1) как ушедшие в небытие реальные события; 2) как восстановленная людьми реконструкция реальных событий прошлого; 3) как совокупность ныне существующих исторических фактов, которые являются потенциальными знаками реального исторического дискурса.

Получается, что реконструирование истории осуществляется через конструирование знаков исторического дискурса как историком, так и читателем в соответствии с приобретенными знаниями и познавательными принципами и средствами. В связи с этим в истории воплощается не только объект, но и субъект познания.

Из этого следует, что алгоритм адекватного и точного приближения наших теоретических и эмпирических представлений к существующему независимо от нас объекту начинает давать сбои, когда мы стремимся познать "субъективное творение". Дело в том, что субъективное творение не может реально существовать как объект, ибо в нем заключена природа предыдущего субъекта познания.

Таким же, достаточно специфичным и вполне сложившимся примером, являющим особенности познания объектов, созданных человеком, являются процедуры правотолкования и правоприменения. Очевидно, что юридическая деятельность предполагает оценку свершившихся событий, а потом сопоставление, соотнесение выводов с нормативными актами и, наконец, вынесение соответствующего решения. При этом нормативные акты создаются не сами по себе, а законодателями и иными представителями государственной власти. Специально подготовленными юристами они осмысливаются и используются.

В XX в. текст как объект познания стал осмысливаться многими философскими школами и направлениями. При этом философский подход к данному вопросу ставил на повестку дня вопросы осмысления не только самого текста, но всего того, что обусловливало его создание, какие социальные и личностные связи он воплотил в себя и какие следствия он влечет. В связи с этим в классическом познании происходили изменения. В познание были включены процессы понимания , интерпретации , объяснения., посредством которых мы приобретаем знания, позволяющие нам принимать квалифицированные решения и успешно реализовывать свой психофизиологический и интеллектуальный потенциал.

Проблема понимания и его соотношения с познанием и объяснением обсуждается с начала XIX в. До этого времени данная проблема не обладала собственным онтологическим статусом и носила в большей степени прикладной, сугубо утилитарный характер. Правда, следует оговориться, что онтологический статус проблеме понимания придало феноменолого-герменевтическое направление в философии, а аналитическая школа связала эту проблему с языковыми исследованиями. Поскольку активных исследований понимания со стороны диалектико- материалистических позиций было мало, создается впечатление, что материалистов эта проблема не интересовала и не интересует. Однако это не сосем правильно.

Во-первых, в немецкой классической философии (И. Кант, Г. Гегель и др.) проблема понимания напрямую была связана с методом научного исследования. Представители философской диалектики, хотя и идеалистической партии в философии, рассматривали понятия "понимание" и "объяснение" как элементы процесса познания. По их мнению, два этих понятия характеризуют разные познавательные процессы: познание неживой и живой природы , а также познание общества и текстов. "Диалектики" в определенной мере разделяли объяснение, присущее естественно-научному познанию, и понимание, характерное для гуманитарного цикла наук.

К. Маркс рассматривал понимание как постижение специфической логики специфического предмета и критиковал Г. Гегеля за его трактовку понимания как нахождения определения логическому понятию.

Во-вторых, есть основания полагать, что современной герменевтике присущи чрезмерные субъективистские тенденции. Как точно отметили авторы курса лекций по философии, "поскольку речь идет о существующей ныне на Западе философской герменевтике, она с марксизмом не совместима ни по методу, ни по теории. Существует предположение, что одна из главных причин распространения философской герменевтики состоит в поисках средства защиты гуманитарного образования перед натиском сциентизма как стиля мышления современной научно-технической революции. Одна из важных причин увлечения герменевтикой на Западе в том, что современное мышление перестает видеть мир в его движении и понимать смысл исторического движения. Анализ текстов не приведет и не приблизит к истине, он лишь раскрывает их смысл. На смену одним интерпретациям приходят другие, только и всего. Релятивизм и мировоззренческий плюрализм - характерные черты герменевтики" .

В современной эпистемологии понимание трактуется по-разному. Например, у В. Дильтея понимание есть разумение, т.е. процесс распознавания внешнего но знакам, даваемым нам чувствами извне. Это своеобразное проникновение в духовный мир автора текста, неразрывно связанное с реконструкцией культурного контекста его создания. У М. Хайдеггера понимание - это специфически человеческое отношение к действительности, способ бытия человека в мире. Согласно X. Г. Гадамеру понимание прошлой культуры неотделимо от самопонимания интерпретатора. Понимание раскрывает не смысл, заложенный автором в текст, а то, какой предмет и его суть скрыты за этим смыслом. Из этого следует, что всякое понимание - это языковая проблема. Оно достигается или не достигается в "языковой плоскости" и в доказательствах не нуждается. Получается, если следовать логике X. Г. Гадамера, понимание - это всегда подключение к смыслам человеческой деятельности, и выступает оно в качестве формы взаимодействия между предметной заданностью понимаемого текста и интерпретатором. Результатом такого взаимодействия является формирование новых смыслов.

Однако такая трактовка понимания, иллюзия легкой, почти автоматической его достижимости долгое время затемняла его сложность и комплексный характер. Уход от определения этого понятия или указание на то, что оно является основным для герменевтики, не прибавляло ничего для уяснения и раскрытия не только социально-гуманитарного познания, но и самой герменевтики.

Прежде всего следует иметь в виду, что процесс понимания органически связан с процессом познания человеком окружающего мира, однако не сводится целиком и полностью только к познавательной деятельности. Проблематика понимания не может вытеснить вопросы теории познания. Процесс понимания обладает своей спецификой, отличающей его от других интеллектуальных процессов и гносеологических операций.

Обобщение разных подходов и трактовок понимания позволяет утверждать, что понимание как реальное движение в смыслах , практическое владение этими смыслами сопровождает всякую конструктивную познавательную деятельность и есть ее необходимый момент. Причем понимание может выступать в двух ракурсах: 1) как приобщение к смыслам человеческой деятельности; 2) как смыслообразование.

Понимание связано с погружением в "мир смыслов" другого человека, постижением и истолкованием его мыслей и переживаний. Понимание - это поиск смысла. Понять можно только то, что имеет смысл. Этот процесс происходит в условиях общения, коммуникации и диалога. Понимание неотделимо от самопонимания и происходит в стихии языка.

Представитель французской герменевтики Поль Рикер (1913-2005) утверждал, что понимание никогда не отрывается от познания, а просто представляет собой "этап в работе по присвоению смысла". По его мнению, понимание - это выявление мышлением смысла, скрытого в символе. Философ основывает свои выводы на следующих положениях: а) герменевтика - это последовательное осуществление интерпретаций; б) суть герменевтики - многообразие интерпретаций; в) понимание - искусство постижения значения знаков, передаваемых одним сознанием и воспринимаемых другим сознанием через их внешние выражения; г) один и тот же текст имеет несколько смыслов, которые наслаиваются друг на друга .

Получается, во-первых, что любой текст - источник множества его пониманий и толкований, и понимание его автором - только одно из них. Произведение содержит в себе одновременно несколько смыслов. Именно в этом состоит его символичность. Символ - это не образ, а сама множественность смыслов, поэтому понимание текста не может ограничиться лишь тем смыслом, который вложил в него не только автор текста или произведения, но и его интерпретатор. Это значит, что понимание восполняет текст, носит активный творческий характер. Вместе с тем зависимость понимания текста от конкретных исторических условий его интерпретации отнюдь не превращает его в чисто психологический и субъективный процесс, хотя личные пристрастия и опыт интерпретатора играют здесь далеко не последнюю роль.

Во-вторых, эта множественность смыслов раскрывается не вдруг и не сразу, ибо смысловые явления могут существовать в скрытом виде, потенциально и раскрываться только в благоприятных для этого развития смысловых культурных контекстах последующих эпох.

В-третьих, смысл текста в процессе исторического развития изменяется. Каждая эпоха открывает, особенно в гениальных произведениях, что-то новое, свое. Новое понимание снимает старый смысл, переоценивает его.

В-четвертых, понимание текста - это диалектический процесс, диалог разных культурных миров, результат столкновения смыслов, диалог текстов, личностей, культур.

В-пятых, понять текст чужой культуры - значит уметь находить ответы на вопросы, которые возникают в нашей современной культуре.

Так, Г. И. Рузавин выделяет три основных типа понимания.

• 1. Понимание, возникающее в процессе языковой коммуникации , происходящей в диалоге. Результат понимания или непонимания здесь зависит от того, какие значения вкладывают собеседники в свои слова.
• 2. Понимание, связанное с переводом с одного языка на другой. Тут имеют дело с передачей и сохранением смысла, выраженного на чужом языке, с помощью слов и предложений родного языка.
• 3. Понимание, связанное с интерпретацией текстов, произведений художественной литературы и искусства, а также поступков и действий людей в различных ситуациях. Здесь недостаточно ограничиться интуитивным постижением смысла (интуиция, воображение, сопереживание и другие психологические факторы). Это первый уровень понимания. Второй уровень требует привлечения других средств и методов исследования: логико-методологических, аксиологических (ценностных), культурологических и т.п.

Однако, как следует из выделенных трактовок понимания, в каждой из них выделяется лишь одна из сущностных характеристик раскрываемого феномена - раскрытие смысла текста или произведения.

Вместе с тем понимание - это: а) важнейшая форма реализации сознания, лежащая в основе всех интеллектуальных процессов; б) акт синтеза нового знания с уже имеющимся у субъекта содержанием сознания; в) определенное ментальное состояние собранности и ясности ума; г) определенный экзистенциально-психологический аспект, сопровождающийся эмоциональными переживаниями; д) извлечение смысла, результат осмысления и интерпретации различных знаков; е) постижение сущности, ценности предмета познания.

Понимание - это идеальный интегральный акт сознания, сопровождающийся определенным ментальным состоянием и переживанием, в котором происходит единовременное постижение сущности, извлечение смысла, определение ценности какого-либо явления, на основе которого производится сознательное принятие решения.

Иными словами, понимание есть не только постижение смысла того или иного феномена, его места в мире, его функции в системе целого, но и выявление сущности исследуемого предмета, отраженного в знаке, образовании, явлении, внутреннее состояние мышления.

Понимание связано с интерпретацией (лат. interpretatio - толкование, разъяснение), являющейся одной из фундаментальных проблем гносеологии, логики, методологии науки, философии языка, семиотики, теории коммуникаций и др.

Для уяснения сути и содержания интерпретации выделим ее характерные признаки , используя результаты исследований представителей герменевтической, феноменологической и аналитической традиции в философии, а также материалистической философии и естественных наук. Все направления и школы, исключая материалистов, характеризуют интерпретацию как метод освоения текста, свойство понимающего сознания. Материалистическая философия определяет интерпретацию как совокупность знамений , смыслов , придаваемых каким-либо образом элементам некоторой теории (выражениям, формулам и отдельным символам)

В естествознании интерпретация фактически означает попытку соотнесения теории с онтологической реальностью, являясь, таким образом, существенным компонентом ее предметной верификации и основанием конституирования логических исчислений в качестве формализованных языков. При этом считается, что соотношение теории и соответствующего фрагмента реальности не всегда может быть описано в языке изоморфизма .

Особая роль принадлежит интерпретации в социальном и гуманитарном познании. Здесь она используется как средство установления значения понятийных вербальных структур (например, при правотолковании и правоприменении формулировок нормативных актов в индивидуально-конкретной ситуации в юридической практике) или как наделение выражений тем или иным смыслом. Так, в античной культуре, в рамках истолкования неоплатониками аллегоризма литературных памятников классического наследия, интерпретация использовалась как объективно практикуемая когнитивная процедура. В христианской культуре Средневековья интерпретация являлась сознательно культивируемым приемом , используемым для того, чтобы донести для верующих смысл Божественных намерений, "получаемых" иерархами Церкви посредством им присущим Божественным откровениям. Согласно постмодернистской позиции интерпретация обусловливает осмысление процедур понимания, и это происходит в силу семантического самодвижения текста, т.е. самотолкования мысли. Другими словами, каждое предложение, которое уже само по себе имеет толковательную природу, поддается толкованию в другом предложении. В этом контексте постмодернизм постулирует презумпцию абсолютной независимости интерпретации от текста и текста от интерпретации , на базе которой конституируется альтернативная идея интерпретации, идея экспериментации.

Интерпретация - это личностный процесс преобразования осмысленной субъектом исследования предметной области познания в эффективный, с его точки зрения, язык общения, придающий пониманию им конкретного предмета своего смыслового наполнения.

Таким образом, интерпретация как универсальное действие по приданию смысла и истолкованию происходит всегда , когда человек свое понимание предмета исследования намерен кому-то, в том числе и себе, объяснить.

Интерпретация как феномен может проявлять себя в рамках: а) физической интерпретации (психофизиологические проявления субъекта исследования); б) речевой интерпретации (использование субъектом исследования различных языков); в) знаковой интерпретации (использование субъектом исследования различных символов, образов, индексов); г) социальной интерпретации (использование субъектом исследования примеров из реальной жизни людей, конкретных этносов, народностей, наций, их культур); д) технической интерпретации (использование субъектом исследования различных технических конструкций, человекотехнических систем, технологий); е) музыкальной интерпретации (использование субъектом исследования единого для всех народов языка музыкальных звуков, музыкальной гармонии) и т.д.

Взаимодействие этих частей происходит по законам диалектического развития. Каждая часть общей системы интерпретаций относится к определенным подсистемам действительности, которые, в свою очередь, в онтологическом смысле также образуют общую мегасистему, состоящую из тех же частей.

Наряду с пониманием и интерпретацией существует и такая важнейшая познавательная процедура, как объяснение. Главная цель данной процедуры состоит в том, чтобы доступно и непротиворечиво преподнести слушателям, читателям понятную, осмысленную, интерпретированную субъектом исследования природу и сущность изучаемого им объекта.

Объяснение иногда соотносят и сопоставляют с описанием, но последнее не ориентировано на вскрытие внутренней сущности предмета исследования в конкретном объекте, а ориентировано только на то, чтобы предоставить читателю или слушателю внешние черты и свойства объекта и, может быть, предметной области, которую познает субъект исследования.

Объяснение - это логико-речевая и логико-языковая процедура предоставления слушателям и читателям в доступной для их понимания форме знаний о природе и сущности изученного субъектом исследования объекта посредством подведения их под общий закон или путем раскрытия основных черт и свойств конкретной предметной области данного объекта.

Конечно, раскрывая сущность предмета исследования конкретного объекта, объяснение также способствует уточнению и развитию знаний, которые используются в качестве основания объяснения. Таким образом, решение объяснительных задач - это важнейший стимул развития научного знания и его концептуального аппарата.

В современной методологии научного познания наиболее широкой известностью и признанием пользуется дедуктивно-помологическая моделі) научного объяснения. Особенность этой модели или схемы состоит в том, что в этой процедуре подводят объясняемое явление под определенный закон. В данной модели объяснение сводится к дедуктивному выводу явлений из законов, которые могут быть не только причинными, но и функциональными, структурными и др.

Следует обратить внимание на то, что дедуктивно-помологическая модель объяснения описывает лишь конечный результат, а не реальный процесс объяснения в науке, который отнюдь не сводится к дедукции факта из закона или эмпирического закона из теории. Практически всегда этот процесс предполагает весьма трудоемкие исследования и дополняется творческими догадками, интуитивным поиском.

В области гуманитарных, социальных наук также используется рациональное объяснение. Его суть заключается в том, что при объяснении поступка некоторого субъекта, в качестве которого может быть личность или группа, юрист ориентирован на выявление мотивов, установок, которыми руководствовались действующие субъекты. Далее ему предстоит обосновать мысль, что в контексте выделенных мотивов и установок поступки конкретных субъектов были рациональными или, другими словами, разумными.

Значимый интерес для социально-гуманитарного познания представляет телеологическое или интеициональное объяснение. Оно раскрывает в поступках и поведении субъектов компоненты иррациональности, интенции (стремления) к цели, которую преследует конкретный субъект. Именно поэтому телеологическое объяснение является подлинной альтернативой модели объяснения через закон.

В интенциональном объяснении присутствует значимый познавательный компонент, так как применительно к социальной сфере жизнедеятельности человека не все зависит от рациональных мотивов и установок. Общественная практика предоставляет множество примеров, где в поступках субъектов взаимопереплетаются как рациональные, так и интенциональные схемы проявления их активности.

Взаимосвязь рациональных и интенциональных схем проявления активности субъектов является в социальном и гуманитарном познании более продуктивной по отношению к дедуктивно-помологическому объяснению, роль которого наиболее значима в естествознании.

Что касается научного познания в целом, то в нем необходимо сочетать, а не противопоставлять друг другу различные виды объяснения для более глубокого постижения природы и сущности социальной жизни.

Понимание, интерпретация и объяснение тесно связаны, даже имеют некоторые схожие признаки. Все они вместе дополняют и раскрывают процесс изучения природы, общества, человека и его мышления. При этом понимание не сводится к объяснению, так как в социальном познании невозможно отвлечься от конкретных личностей, их деятельности, от их мыслей и чувств, целей и желаний. Более того, при объяснении активно проявляет себя один субъект, одно его мышление, а при понимании взаимодействуют как минимум два мышления, как минимум два сознания стремятся проникнуть друг в друга. Иными словами, объяснение менее всего диалогично, а интерпретация и понимание всегда в какой-то степени представляет собой диалог.

Результатом понимания и интерпретации являются ответы на вопросы с вопросительными словами "кто?", "что?", а результатом объяснения - суждения, высказывания, которые дают ответ на вопрос с вопросительным словом "почему?".

Кроме того, эти мыслительные процедуры особым образом взаимопроникают друг в друга. Объяснение фактически подготавливает почву для интерпретации фактов и понимания более глубокой сущности изучаемого объекта. В этом познавательном процессе достаточно значимым является каузальное объяснение , которое может проявлять себя как предсказание и ретросказание.

Объяснения, обладающие силой предсказания, играют исключительно важную роль в экспериментальных науках. Именно опираясь на них, мы формулируем версии, гипотезы, которые определяют в дальнейшем направления исследований и позволяют раскрывать сущность изучаемого объекта.

В то же время ретросказательные объяснения занимают важное место в таких науках, как космогония, геология, теория эволюции и др., которые изучают развитие природных явлений и процессов. Используя данное объяснение, мы можем формулировать предположения о том, что наличие каких-то признаков у реально существующих объектов было присуще изучаемым объектам в прошлом.

Рестросказательные объяснения, т.е. пересмотр отдаленного прошлого в свете более поздних событий, в высшей степени характерны для исторической науки. При этом, конечно, следует избегать как абсолютизации прошлого, так и его переоценки, ведь ретросказательные объяснения могут ввести в заблуждение, так как делают суждения историка показателем его вкусов и предпочтений, в соответствии с которыми он отбирает важное или "ценное". Разумеется, этот элемент присутствует в историографии. В конечном итоге может произойти так, что исследователь "припишет" прошлым событиям такую роль и значение, которыми они не обладали.

Причинный) - то же. что и причинное, т.е. чем-то обусловленное, чем-то или кем-то вызванное.

Слово «герменевтика » древнегреческого происхождения

и первоначально обозначало искусство интерпретации и истолкования текстов, их понимания и перевода на другой язык. Этимологически оно связано с именем Гермеса, который в античной мифологии считался посланцем богов Олимпа, посредником в общении между богами и людьми, толкователем и переводчиком божественных мыслей. Развитие герменевтических идей шло на протяжении длительного времени, что привело к появлению в XX в., с одной стороны, общей герменевтики, а с другой - философской герменевтики как особого направления в философии. На становление идей как общей, так и философской герменевтики оказали работы Ф. Шлейермахера и В. Дильтея. Философская герменевтика сформировалась во второй половине XX в. на основе работ М. Хайдеггера и Г. Гадамера.

Становление основных принципов герменевтики представляет собой длительный процесс, в ходе которого менялся предмет герменевтики. Однако, актуализация проблем герменевтики происходила тогда, когда слово осознавалось как знак, который используют для передачи сообщения, и нуждалось в понимании. Герменевтика как практическое искусство интерпретации и понимания древних текстов, в частности художественных произведений, впервые возникла в античной Греции. Обучение чтению и литературе там начиналось с изучения поэм Гомера, понимание которых было связано с немалыми трудностями, как из-за мифологического их содержания, так и отдаленности по времени написания. Поэтому афинские учителя- грамматисты должны были заниматься объяснением, истолкованием, а также прибегать к критике.

В Средние века значительное развитие получила библейская экзегетика, занимавшаяся истолкованием текстов Священного Писания. Следует отметить, что основное внимание исследователей было всегда направлено на изучение текстовых знаков и это направление получило значительное развитие. Но знаками являются не только тексты. Как писал блаженный Августин: «Всякая наука занимается, либо предметами, либо известными знаками, предметы выражающими. Нет сомнения, что все предметы мы вообще познаем посредством знаков, оные представляющих; но здесь предметом или вещью собственно я называю то, что само по себе не употребляется к означению чего-либо другого, например: дерево, камень, животное» . Августин признает естественное существование вещей, которые выполняют роль знаков, т.е. служат для обозначения чего-либо или для выполнения информационной функции. По его мнению, «приступая к исследованию о знаках... надобно смотреть не на то, что такое сами знаки в себе, а только на то, что они суть знаки, т.е. что ими обозначается. Ибо знак вообще есть предмет, который сверх своего вида или формы, действующей на наши чувства, возбуждает в уме нашем представление других известных предметов» . Таким образом, этим мыслителем впервые была поставлена проблема понимания как перехода от знака к значению; он вводит в концептуальный аппарат будущей герменевтики рационалистический принцип понимания и объяснения.

Ситуация значительно изменилась после того, когда Ф. Шлейер- махер выдвинул программу создания герменевтики как общего искусства понимания, которого до этого не существовало, хотя имелись специализированные герменевтики. По его мнению, такое искусство должно быть одинаково применимо как для понимания текстов Священного Писания, так и художественных произведений, исторических хроник и юридических документов. Если будут сформулированы общие принципы интерпретации и понимания, тогда будут созданы предпосылки для построения общей герменевтики.

Новый подход Ф. Шлейермахера существенно отличался от прежних тем, что он предложил рассматривать текст как особого рода диалог между автором и его интерпретатором. Сам процесс понимания, по его мнению, осуществляется посредством двух взаимосвязанных и взаимодополняющих интерпретаций: грамматической

и психологической. Грамматическая интерпретация происходит в сфере языка и осуществляется с помощью правил грамматики, а психологическая интерпретация стремится выявить индивидуальные особенности автора текста, обращая особое внимание на события его жизни, взгляды, духовный мир. Чтобы понять по-настоящему текст, интерпретатор должен проникнуть в духовный мир автора, прочувствовать и пережить то, что он пережил. Настаивая на необходимости соотнесения текстов с культурно-историческими факторами их возникновения, их отношением к жизни, Ф. Шлейермахер во многом способствовал появлению новой герменевтической концепции понимания.

Новая концепция была создана немецким философом В. Дильте- ем, который стал рассматривать герменевтику как методологическую основу для наук, изучающих духовную деятельность человека. Все гуманитарные науки имеют дело с пониманием человеческой мысли, культуры и истории. В отличие от естествознания содержание гуманитарных исследований, указывал В. Дильтей, составляют не факты природы, а объективированные выражения человеческого духа, мыслей и чувств людей, их целей и мотивов поведения. В соответствии с этим, если для объяснения явлений природы используются законы причинности, то для понимания действий людей и результатов их духовной деятельности необходимо предварительно интерпретировать их мысли и намерения и только после этого понять. Поэтому понимание существенно отличается от объяснения, поскольку оно всегда связано с раскрытием смысла деятельности людей .

Дильтей основательно изучил методы текстуальной, психологической и исторической интерпретации, но придал им более общий философско-мировоззренческий характер. Он считал, что ни естественнонаучные методы, ни метафизические спекуляции, ни психологические интроспекции не могут помочь понять духовную жизнь человека. Внутренняя человеческая жизнь, ее изменение и развитие, подчеркивал он, представляют собой сложный процесс, в котором слиты воедино и мысль, и чувство, и воля. Поэтому жизнь духа нельзя изучать с помощью чуждых ей механических понятий причинности, силы и им подобных. Не без основания В. Дильтей замечает, что в венах познающего субъекта, сконструированного Д. Локком, Д. Юмом и И. Кантом, нет ни капли человеческой крови. Познание у этих мыслителей отделено не только от чувств и воли, но и от исторического контекста внутренней человеческой жизни.

Решающую роль в гуманитарных исследованиях, заявляет В. Дильтей, играет именно понимание, которое объединяет в единое целое внутреннее и внешнее. Поэтому он рассматривает понимание как специфическое выражение внутреннего опыта человека, его целей, намерений и мотивов. Только через понимание достигается постижение уникальных и неповторимых явлений духовной жизни человечества и его истории. В отличие от этого при изучении явлений природы индивидуальное рассматривается как средство достижения знания об общем, т.е. класса однородных объектов. Поэтому естествознание ограничивается лишь объяснением явлений, которое сводится к подведению их под некоторые общие схемы или законы. Понимание же помогает постичь особенное и неповторимое в духовной жизни, что особенно важно, например, для искусства, где мы ценим частности ради них самих и больше обращаем внимание на индивидуальные особенности произведений, чем на их сходство с другими. Такое резкое противопоставление понимания объяснению нашло свое яркое воплощение в знаменитом афоризме В. Дильтея: «Природу мы объясняем, а живую душу человека должны понять».

Ф. Шлейермахер и В. Дильтей рассматривают понимание как процесс, в котором на основе внешних, чувственных данных постигается нечто внутреннее, скрытое. Хотя нередко о духовной жизни других людей мы судим по сходству с собственной духовной жизнью, но понимание не достигается с помощью такой интроспекции или простой аналогии с личным опытом, как кажется на первый взгляд. Оно начинается с интерпретации, т.е. истолкования внутренней духовной деятельности через внешние ее проявления в форме различных произведений духовной и материальной культуры. Таким образом, В. Дильтей особо подчеркивал зависимость интерпретации и понимания от разнообразных внешних условий.

Процесс понимания, согласно указанной концепции, совершается в рамках так называемого герменевтического круга. Начиная от осмысления частей целого, затем переходят к пониманию целого и только после этого вновь возвращаются к пониманию частей, но, конечно, к пониманию более адекватному и глубокому. Так, например, чтобы понять какой-либо текст, представленный на иностранном языке, мы раскрываем сначала смысл или значение отдельных слов текста, пользуясь для этого словарем. Установив значение отдельных слов текста, например, предложения, мы затем раскрываем смысл предложения в целом. На этой основе мы в дальнейшем уточняем смысл слов, из которых оно состоит. Поняв один фрагмент текста, мы переходим к уяснению смысла других его фрагментов и, наконец, раскрываем общий смысл всего текста в целом, и тем самым достигаем полного его понимания.

Таким образом, герменевтический круг демонстрирует диалектический характер процесса понимания как процесса непрерывного взаимодействия частей и целого, при котором происходит постоянное возвращение мысли от целого к частям, а от частей к целому для достижения все более адекватного, полного и точного понимания. Эти существенные особенности процесса понимания были выявлены в ходе изучения различных конкретных видов понимания и ясно сформулированы Ф. Шлейермахером и В. Дильтеем.

• Цит. по: Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание. М., 1991. С. 16.
• Там же. С. 18.
• Дильтей В. Наброски к критике исторического разума // Вопросы философии.1988. №4.